В итоге инвесторы начали покидать государства, где ресурсный национализм чрезмерно разыгрался. Поэтому некоторые правительства решили смягчить свои требования. Давнее стремление политических лидеров вынудить добывающие компании поделиться сверхприбылями с государством всегда наталкивалось на мощное сопротивление со стороны BHP и Rio Tinto. Поэтому ввести законы, которые могли бы приносить государству дополнительные доходы, было весьма непросто.
Например, в Австралии, экономика которой держится на экспорте ресурсов, многолетняя борьба по поводу налога на сверхприбыль привела к смене премьер-министра. Причем, хотя эту борьбу выиграло правительство, победа оказалась пирровой: 30% налог на сверхприбыли горнорудных компаний (MRRT) вступил в силу с 1 июля 2012 г., когда сырьевой бум уже пошел на спад, и чистая прибыль крупнейших производителей угля и железной руды начала снижаться. А нынешний кризис на сырьевых рынках и вовсе похоронил мечты политиков о пополнении бюджета за счет разработки недр. Таким образом, правительство сильно просчиталось – ожидали, что MRRT пополнит бюджет примерно на 11 млрд. австралийских долларов, но уже к моменту его вступления в силу стало очевидно, что доход будет значительно меньшим. Хуже того, правительства в штатах Западная Австралия и Новый Южный Уэльс, подконтрольных оппозиции, сразу отказались подчиняться рекомендациям премьера Джулии Гиллард и не повышать роялти на горнорудный экспорт (такой была ее договоренность с горнорудными гигантами – она гарантировала им освобождение от любых повышений роялти штатов). Это еще больше урежет доходы центральной власти от MRRT. При этом рейтинговые агентства уверяют, что MRRT усиливает беспокойство инвесторов по поводу надежности капиталовложений в горнорудный сектор.
Разумеется, у правительств развивающихся стран аппетиты тоже растут, но у них нет таких проблем, как у австралийских политиков. Компаниям, которые только пытаются обосноваться в стране, можно ставить условия на этапе выдачи лицензий, а от тех, которые уже сделали крупные инвестиции в проекты, можно многого добиться угрозой национализации. Правда, и в этих случаях у горнорудных гигантов есть козыри. Во-первых, развивающиеся страны остро нуждаются в иностранных инвестициях. Во-вторых, самостоятельно разрабатывать свои месторождения они просто не способны – у них нет ни денег, ни квалифицированного персонала, ни опыта в реализации таких проектов. Кроме того, в этих странах обычно отсутствует и транспортная инфраструктура, которую необходимо создавать фактически с нуля.
Понятно, что страны, желающие выстроить экономику на экспорте ресурсов, не могут сделать это без иностранного участия. Однако сейчас, во время кризиса, мировые рынки сталелитейного сырья пребывают на грани перепроизводства, и перспективы повышения цен весьма сомнительны, даже в отдаленном будущем. Соответственно, у международных гигантов заметно поубавилось желания инвестировать, в частности в железорудные и угольные проекты (весьма острого во времена бума). Поэтому некоторым инвесторам оказалось проще списать убытки, чем преодолевать проблемы, вызванные чрезмерными требованиями властей, и они замораживают свои проекты в развивающихся странах. А уход инвесторов создает огромные трудности для политиков, которые заняли чересчур жесткую позицию.
В Латинской Америке инициативы, порожденные ресурсным национализмом, привели к уходу инвесторов из Аргентины, Боливии, Эквадора и Венесуэлы. Зато добывающие компании активизировались в Перу и Колумбии – двух странах региона, в которые можно инвестировать практически беспрепятственно.
В Африке непомерные требования правительств, широко продекларировавших свои планы выйти в лидеры по экспорту сырья, тоже могут помешать ожидавшемуся ресурсному буму. Их инициативы – повышение налога, требования большей доли в проектах для государства и местного бизнеса, пересмотр важных статей контрактов и т. п. отталкивают и нынешних, и потенциальных инвесторов. Например, недавно Замбия и Мали повысили минимальную долю государственного участия в проектах от 25 до 35%, а в Гане общественность охотно поддержала идею налога на сверхприбыль ресурсных компаний. Не менее сильный эффект производят попытки более жесткого финансового, регуляторного, а иногда и операционного контроля над разработкой месторождений. К отрицательному результату приводят и “стратегии повышения передела”, которые пытаются использовать Южная Африка, Бразилия, Индонезия, Вьетнам и другие развивающиеся страны, требующие экспортировать не сырье, а продукцию более высоких переделов.
Когда из страны уходят профессионалы – такие, как BHP (которой не понравился новый закон о недрах в Гвинее) и Vale (случай довольно сомнительный, ее гвинейский актив замешан в коррупционный скандал), государство теряет крупные инвестиции, остро необходимые для разработки новых резервов. Разумеется, на место этих компаний придут другие инвесторы, но они уже качеством пониже. В Австралии ситуацию с возможным уходом инвесторов осознали первыми. Характерно, что этот раунд проиграла оппозиция: еще в ноябре прошлого года премьер штата Западная Австралия Колин Барнетт сообщил, что правительство “рассмотрит возможность установить более низкие роялти для магнетитовых проектов в период пуска”. Теперь же он объявил, что компании, продвигающие такие проекты, могут обращаться с заявками на 50% снижение роялти (полная ставка налога – 5%) в первые 12 месяцев добычи. Решения будут приниматься индивидуально, по каждой конкретной заявке.
Первым таким проектом станет Karara. Его реализует СП, созданное китайской компанией Anshan Iron and Steel Group с местной Gindalbie Metals. Следующим – Sino-Iron ($8 млрд.), который ведет китайская корпорация Citic Pacific. Кроме того, есть крупный проект ($3,7 млрд.) Jack Hills японской корпорации Mitsubishi. Присматриваются к перспективам таких залежей и Fortescue Metals Group с Baoshan Iron & Steel. Возможно, займутся магнетитовой рудой Grange Resources и другие местные компании в партнерстве с китайцами, у которых наработан большой опыт добычи таких руд. Всего в штате зарегистрировано 29 магнетитовых проектов, которые находятся на разных стадиях реализации.
Для уступчивости К. Барнетта есть свои причины. Дело в том, что без перспектив реализации магнетитовых проектов судьба его детища – проекта порта и железной дороги Oakajee ($6,1 млрд.) – останется неясной. Владелец Oakajee, компания Mitsubishi Corp, отложила строительство, поскольку не сумела найти подходящего партнера. Однако если магнетитовые проекты начнут продвигаться более активно, то разрешится и ситуация с Oakajee.
Призадумались и власти Мозамбика. Их мечты о превращении страны в крупнейшего экспортера угля оказались под угрозой, поскольку слишком жесткая позиция в отношении госконтроля над транспортной системой страны может оттолкнуть самых компетентных инвесторов. Отсутствие возможностей по доставке коксующегося угля от места добычи в порт уже вынудило Rio списать $3 млрд. по мозамбикскому проекту. Дальнейшее же противодействие стремлению компании построить собственную железную дорогу, которой, кстати, разрешат пользоваться и другим компаниям, почти наверняка приведет к потере этого инвестора. Поэтому министерство горнорудной промышленности еще в феврале объявило, что необходимое Rio соглашение наверняка будет подписано.
Пересматривает свою позицию и правительство Индонезии. В прошлом году власти потребовали, чтобы все горнорудные компании представили планы строительства рафинировочных фабрик и плавильных заводов. Было объявлено, что начиная с января 2014 г. экспорт руды из страны будет запрещен, а до этого будет действовать экспортная пошлина 20%. Новые правила привели к массовым увольнениям и закрытию множества мелких предприятий, вынужденных прекратить продажи сырья. Убытки отрасли от остановки продаж одних только бокситов и никеля составляют $164 млн. в месяц. По оценкам американских аналитиков, если требования в отношении плавильных заводов и запрет экспорта руды останутся в силе, экспортные доходы, достигшие в 2012 г. $31,3 млрд., сократятся на $10 млрд.
На совместном заседании 15 апреля в Джакарте представители крупнейших ассоциаций отрасли объяснили правительственным чиновникам, что строительство заводов по производству свинца, цинка и меди экономически нецелесообразно из-за объема резервов и слишком низкой маржи. Похоже, что правительство склонно прислушаться к их аргументам, подкрепленным перспективой потерять треть экспортных поступлений. Таким образом, Индонезия – крупнейший в мире экспортер энергетического угля, а также обогащенных руд никеля и олова – готова смягчить свою политику в отношении горнорудной отрасли. Это сохранит стране ее крупнейших инвесторов – Freeport McMoRan Copper and Gold и Newmont Mining, которые экспортируют обогащенные руды, но отказываются строить плавильные заводы.
Вероятно, и другим политикам, активно продвигающим идеи ресурсного национализма, неплохо было бы вспомнить знаменитое высказывание Жан-Батиста Кольбера, министра финансов Людовика XIV, по поводу искусства налогообложения: “Гуся следует ощипывать так, чтобы получать максимум пуха при минимальном шипении”. (МинПром/Металл Украины, СНГ, мира)